ПРАВОВЫЕ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЛИШЕНИЯ ЧАСТИ КАРАЧАЕВЦЕВ ИЗБИРАТЕЛЬНЫХ ПРАВ НА ТЕРРИТОРИИ КАРАЧАЯ (1926-1936 гг.)

Т.И. Атаев,

аспирант кафедры истории России Карачаево-Черкесского государственного университета им. УД. Алиева, г. Карачаевск

Аннотация. Статья посвящена процессу трансформации социального статуса жителей Карачаевской автономной области, лишенных избирательных прав в период 1926-1936 гг. В статье рассматривается практика работы советских органов власти и избирательных комиссий по вопросам лишения данного вида прав, анализируются основные последствия этой репрессивной меры: социально-экономические, правовые и психологические.

Ключевые слова: советская власть, Конституция, Карачаевская автономная область, лишение избирательных прав, избирательная комиссия, дискриминация, правовые ограничения.

Приход   к   власти   в   России в 1917    г.    большевиков    ознаменовал   собой   коренной   слом   всего    государственного   и   общественно  политического    строя. Формируя  новую   политическую   реальность,  в   которой   главенствующая   роль  отводилась   советской   власти,   руководимой   большевиками,   новые правители страны вели активную деятельность по созданию собственной системы общественных отношений.

В этой системе главенствующая роль должна была принадлежать, хотя бы и декларативно, тем социальным низам, которые при предыдущем режиме были удалены от властных рычагов. Взяв за основу лозунг «Кто был никем, тот станет всем» из «Интернационала», большевики в лице В.И. Ленина еще до прихода к власти заявили: «Мы … требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государ-ством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники» [1]. Привлекая во властные органы пролетариев и люмпенизированное крестьянство, как априори, более преданные слои населения, советская власть юридически закрепила в своих документах правовую дискриминацию граждан по социальному признаку.

В первой Конституции РСФСР, принятой в разгар Гражданской войны 10.07.1918 г., данное направление государственной политики было выражено предельно ясно: «…теперь, в момент решительной борьбы пролетариата с его эксплуататорами, эксплуататорам не может быть места ни в одном из органов власти. Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам…». Именно пытаясь обеспечить концентрацию власти в руках трудящихся, государство законодательно лишило часть своих граждан права избирать и быть избранными. В ст. 23 Конституции отмечалось: «Руководствуясь интересами рабочего класса в целом, Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые используются ими в ущерб интересам социалистической революции» [2].

Именно основываясь на подобных   законоположениях,   строили свою политику в области избирательного права и региональные власти, в том числе в Карачае (Карачаевской автономной области). Уже на первых выборах в Карачаевском округе Горской АССР, проведенных на основе Конституции 1918 г., представители властных структур настаивали на немедленном удалении из состава Хурзукского аульного совета представителей аристократии и зажиточных слоев населения [3].

Однако необходимость восстановления разрушенной в годы Гражданской войны экономики заставила руководство страны объявить о переходе к новой экономической политике (НЭП) с характерной для нее либерализацией экономической и общественной жизни.

Это доказывает и анализ имеющихся в наличии документов выборных кампаний 1923-1926 гг., когда нередки были случаи избрания в аульные советы представителей княжеских фамилий (Крымшамхаловых, Дудовых) [4].

Однако уже в выборную кампанию 1926-1927 гг. власть, обеспоко-енная резким сокращением числа бедноты в советах, приняла решение о расширении списка категорий граждан, подлежащих лишению избирательных прав. Неслучайно количество лишенцев в 1927 г. возросло в Карачае в несколько раз.

«Чистки» советского аппарата, начавшиеся с осени 1928 г. и про-должавшиеся в течение последующих лет, позволили местной власти отстранить от участия в общественной жизни «лишенцев».

Другой важнейшей задачей по представлениям большевиков должно было стать резкое снижение социального статуса и экономического могущества зажиточного крестьянства. В этой связи в национальных областях (например, таких как Карачай — ТА.) экономические последствия лишения избирательных прав ощущались намного острее, чем политические.

Последовательно лишая наиболее экономически активную часть сельчан земельных угодий, средств производства, недвижимости и скота, власти добились практически полной люмпенизации бывших кулаков и середняков. Об этом сви-детельствуют архивные документы — списки лишенцев 1935 г. Так, в графе «Имущественное положение» из девяти семей, лишенных прав по с. Хасаут Малокарачаевского района, у восьми из них в пунктах, касавшихся имущества, указано «нет ничего», и лишь у одной было отмечено: «имеет 1 корову с телком». Подобная же ситуация сложилась и в других селениях района, в котором еще с дореволюционных времен сконцентрировалась наиболее предприимчивая и зажиточная часть карачаевцев. Из более чем ста семейств лишенцев в районе лишь у шести семей имелось имущество, заключавшееся, чаще всего, в одной корове [5]. Кульминацией политики «ликвидации кулачества как класса» в Карачае стали массовая высылка кулацких семейств первоначально в степные районы Ставрополья (1932-1933 гг.), а в 1935 г. — в местность «Голодная степь» Узбекистана.

Практиковавшаяся еще с конца 1920-х гг. административная высылка «неблагонадежных» граждан, помимо ограничения прав самого высланного, ввергала в статус лишенцев и всех членов его семьи. Так, обсуждая решение Президиума аулсовета с. Джазлык от 19.11.1932 г., вернувшего избирательные права семье раскулаченного и высланного эфенди Г. Батчаева (жене Хабибат и дочерям Халимат и Аманат — ТА), орг-тройка при облисполкоме КАО, вопреки здравому смыслу, решила: «Ввиду того, что отец последних — Батчаев Гитче служил эфендием, в настоящее время находится в ссылке, имущество последнего осталось в пользу дочери, которая пользуется им сейчас,  поэтому указанное постановление совета аула Джазлык — отменить, оставив их в списке лишенцев» [6]. Нет нужды говорить о мизерности того имущества, которое могло остаться у высланного эфенди.

Рассматривая схожую ситуацию с женой эфенди А. Лайпанова из с. Новый Карачай, оргтройка приняла оригинальное постановление: «Лайпанова Хаджар является женой эфенди Лайпанова Аюба, который умер в 1932 году 14 октября. Но имущество, нажитое этим эфендием, осталось в пользу жены и его семьи, которая воспитывалась в духе отца {курсив наш — ТА), поэтому в просьбе отказать, оставив в списке лишенцев» [7]. Тем самым, в вину семье вменялось не только использование материального наследства отца, но и его духовное наследие — воспитание и религиозное просвещение, юридически свободное в СССР.

Иногда сторонники классовой чистоты в своем рвении переходили все мыслимые пределы. Так, одной жительнице Зеленчукского района был приписан батрак — 80-летний старик (!), вследствие чего она была лишена избирательных прав [8]. В этом же районе произошел анекдотичный случай, когда житель с. Архыз М. Лепшоков стал лишенцем за использование батрака Х-ва (из этических соображений фамилия не указывается — ТА), при том, что, согласно материалам дела, данный батрак имел больше овец (43 головы), чем отнесенный к явно кулацким хозяйствам Лепшоков (29 голов). Данное обстоятельство, явно свидетельствовавшее о том, что Х-в был не батраком, а кошевым товарищем Лепшокова, не помешало местному и районному избиркому внести его в списки лишенцев [9].

Одним из важнейших последствий «лишенчества» было ограничение в правах наряду с главой всех членов семьи. В отношении подрастающего      поколения      это проявлялось в лишении права на получение среднего специального и высшего образования, в запрещении принимать их в ряды пионеров и комсомольцев и других общественных организаций. Учитывая, что именно подобные структуры являлись своеобразными «социальными лифтами» для граждан СССР, нетрудно представить все последствия данной дискриминационной меры, отлучавшей семьи лишенцев от возможности занять более-менее значимое место в советском обществе.

Как вспоминали дети лишенцев, подобная практика имела место в Карачае. Так, К.Б. Хубиева-Крымшамхалова          (1922-2009), уроженка курорта Теберда, вспоминала, что членов ее семьи не принимали в пионеры и комсомол. Когда же старшие сестры в начале 1930-х гг. поступили учиться на рабфак в административном центре Карачаевской АО городе Микоян-Шахаре, то вскоре после начала учебы они были отчислены с фор-мулировкой «как чуждые элементы, дети лишенцев» [10]. Виной тому было не столько социальное положение семьи, сколько ее происхождение. Крымшамхаловы являлись наиболее влиятельным княжеским родом в Карачае и правили регионом до вхождения в состав Российской империи.

Подобная же участь ждала и школьников старших классов. И.Ч. Байчоров (1916 г.р.), уроженец с. Тебердинского, свидетельствовал о том, что он, как и его братья и сестры, подвергались в школе постоянным унижениям как дети «лишо-нов» (карачаевская транскрипция слова «лишенец» — ТА.). Причиной внесения семья Байчоровых в список лишенцев были доставшиеся в наследство от деда (офицера царской армии, основателя Тебердинского селения Ожая-хаджи Байчорова — ТА.) земельные угодья. Полученные им за верную службу   российскому   государству 300 десятин впоследствии были разделены между его 4 сыновьями, а в дальнейшем и между внуками. Учитывая традиционную многодетность горских семей того времени (у И.Ч. Байчорова было два брата и шесть сестер — ТА.), нетрудно представить, что подушевой земельный надел не превышал в их хозяйствах трудовой нормы даже по советскому законодательству. Тем не менее, практически все потомки О. Байчорова, в том числе и те, кто работал в органах власти и советских учреждениях, регулярно лишались избирательных прав и были вынуждены доказывать свою лояльность режиму снова и снова. И.Ч. Байчоров, отстраненный от учебы в старших классах Тебердинской НСШ, пытался по-ступить в сельхозтехникум. Однако он и туда не был принят в связи с письмом из сельского совета, обвинявшего его в самовольном уходе из села. По той же причине, несмотря на недобор, он не был принят на учебу в педагогический техникум. Не призвали его и на военную службу, так как «лишенцы» считались «недостойными» служить в действующей армии и зачислялись лишь в тыловое ополчение [11].

Отказано было детям лишенцев и в той незначительной социальной помощи, которая поступала в местные школы в конце 1920-х гг. Об этом свидетельствует Л.К. Чотчаева (1919-2005), дочь лишенца (владельца дачи — ТА.) из с. Курорт-Теберда. Она вспоминала один эпизод: когда всем детям в ее классе раздавались присланные из областного центра детские полушубки, ей и Бекмырзе Крымшамхалову (сыну расстрелянного князя, царского и белого офицера — ТА.) как детям лишенцев они не достались. Кроме того, некоторые педагоги специаль-но натравливали на них детей из «правильных» семей, тем самым провоцируя конфликты в детской среде [12]. Нет нужды говорить о том  уроне  для  детской   психики, который наносили подобные проявления социальной сегрегации в стране, официально именуемой «страной равных возможностей».

Ограничение для выходцев из семьи лишенцев на поступление в вузы и техникумы было отменено лишь за год до принятия новой советской Конституции 1936 г. Последняя положила конец практике лишения прав по социальному признаку. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 29.12.1935 г. пред-писывалось «отменить установленные при допущении к испытаниям и при приеме в высшие учебные заведения и техникумы ограничения, связанные с социальным происхождением лиц, поступающих в эти учебные заведения, или с ограничением в правах их родителей» в связи с тем, что «в настоящее время это ограничение не вызывается необходимостью» [13].

Помимо социально-экономических и правовых последствий, которое несло с собой лишение избирательных прав, оно имело разрушительное воздействие на социально-психологическое здоровье горского общества, размывало его нравственные устои. Формирование в традиционно свободолюбивом ка-рачаевском социуме атмосферы всеобщей подозрительности и доносительства, расслоение по социальным стратам нового советского образца, проведение в жизнь лозунга «Кто был никем, тот станет всем!» — все это крайне отрицательно сказалось на духовном развитии народа.

Постоянный психологический прессинг, общественный остракизм, полная потеря социального статуса, экономический крах — все это было крайне болезненно для состоятельных горцев, эфенди и представителей аристократии. Репрессии вынуждали их переходить от глухого недовольства существующим режимом к открытому сопротивлению, наиболее ярким свидетельством чего стало антисоветское восстание в марте 1930 г.

Одним из важнейших в данном смысле негативных последствий политики лишения права стало явление, которое условно можно назвать «отказничеством». Связано оно было с положением, по которому с 1926 г. внесение в списки ли-шенцев главы семьи (мужа, отца, брата — ТА) автоматически вело к применению всех возникающих правовых ограничений также в отношении всех членов его семьи, находящихся на его иждивении.

Абсолютно не учитывая специфику горских семей, когда в одном дворе могли жить семьи нескольких взрослых братьев, имевших свою долю в общем хозяйстве, избиркомы различного уровня, применяя буквально данные нормы избирательного права и лишая прав старшего брата, автоматически вносили в список его иждивенцев младших братьев. И это несмотря на то, что возраст братьев мог достигать 40— 50 лет. Подобные недостатки в работе избирательных комиссий отмечались как на региональном, так и на всесоюзном уровне. В своем предписании о составлении списков лишенцев аульным избиркомам Карачаевский облисполком настаивал: «…при перечислении имен и фамилий основных лишенцев и находящихся на их иждивении родственников, необходимо обязательно указывать их родственное отношение друг к другу, т.е. отец, мать, брат, сын, дочь, сноха и проч., а также необходимо обязательно (выделено в документе — Т.А.) указывать — являются ли они действительными фактическими иждивенцами основного лишенца. На выполнении этого последнего пункта Облик особенно настаивает, т.к. неоднократно в практике прошлых лет замечались случаи, когда по отцу-лишенцу в списки лишенных заносятся неправильно все его родственники (выделено в документе — Т.А.) (сыновья и проч.), которые фактически не являются его иждивенцами и давно живут отдельно или ведут самостоятельное хозяйство и никакого отношения экономического к отцу не имеют» [14].

Впрочем, если разделение по отдельным семьям взрослых братьев было экономически невыгодно, но вполне приемлемо, то гораздо более болезненно проходил данный процесс в малых семьях, где глава лишался прав. Пытаясь уберечь себя и детей от участи лишенца, женщины-горянки подавали на развод, тем самым де-юре лишаясь поддержки мужа. Явление это, малохарактерное для традиционного горского общества, несмотря на причины, его вызвавшие, редко находило понимание и не приветствовалось. Тем не менее, горянки были вынуждены идти на этот шаг. Обратившись к одному из личных дел лишенцев, мы можем получить представление о складывавшейся в подобных случаях ситуации. Одна из таких горянок Сафият Б-ва, супруг которой был обвинен в организации мартовского восстания 1930 г., писала в областной избирком: «Как известно облисполкому, в 1930 г. мой муж был участником восстания, за что осужден и отбывает наказание. В его преступлении я не принимала никакого участия, в это время я находилась в больнице тяжело больной. С мужем я тогда же развелась, и между нами абсолютно нет никакого намека на какую-либо связь. Вот уже седьмой год я веду трудовой образ жизни, зарабатывая себе хлеб работой поденно у людей, стиркой белья и т.д. Отношение к советской власти всей нашей семьи было самым лояльным и, начиная с 1918 г., за нашей семьей твердо закрепилась кличка «большевистской». Перечислив обстоятельства дела, Б-ва констатировала: «Несмотря на все это и мои неоднократные жалобы, неспра-ведливость по отношению ко мне продолжается уже седьмой год». И тут же задавала вполне резонный вопрос облизбиркому: «Чем я виновата,  что бывший муж совершил уголовное преступление, в котором я ни на йоту не виновата? Какое основание к лишению меня избирательных прав?». После чего в заявлении был задан довольно смелый риторический вопрос «Не объясняется ли это не чутким, формально-бюрократическим отношением к человеческой личности и ее полити-ческим правам?» [15]. Отметим, что решение о восстановлении в правах С. Б-вой было принято лишь на уровне ВЦИК 4.05.1936 г. (за семь месяцев до принятия Конституции 1936 г. — ТЛ.) [16].

Жесткость самой политики лишения прав и сопутствующих ограничений усугублялась и массовыми ошибками, которыми характеризовалась работа избирательных комиссий на местах. Несмотря на указанные в соответствующих инструкциях сроки рассмотрения жалоб и обращений лиц, внесенных в списки лишенцев, сельские и окружные комиссии нередко нарушали их, тем самым обрекая фигурантов дел на пребывание в дискриминационном статусе со всеми сопутствующими последствиями. В своем предписании «Всем аулсоветам КАО», датируемым 17.07.1932 г., Облисполком КАО констатировал сложившуюся ситу-ацию: «За последнее время все аул-советы направляют своих граждан, лишенных избирательных прав, за 30-40 верст и более в область (облисполком — Т.А.) за получением справок и подачи заявлений. Такое положение ненормально или, вер-нее сказать, что аулсоветы не знают своего значения и не могут детально разъяснить своим гражданам о порядке подачи жалобы и получения справок лишенных избирательных прав, а наоборот способствуют этому и приводят в заблуждение граждан своего аула. Облизбирком разъясняет, что в дальнейшем справки облизбиркомом выдаваться не будут, а поданные заявления без за-ключения президиума совета также облизбиркомом рассматриваться не будут. Ввиду того, что аулизбир-комы ликвидированы, все жалобы лишенных избирательных прав рассматривает Президиум аулсове-та и со своим постановлением направляет в облизбирком» [17].

В процессе составления списков лишенцев нередкими были случаи злоупотреблений со стороны членов аульских избиркомов, получения взяток от заинтересованных граждан и т.д. В то же время отмечались попытки сведения личных счетов членов избиркомов с односельчанами путем лишения того или иного гражданина избирательных прав.

Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что в Карачае, так же как и в других регионах, лишение избирательных прав являлось для граждан крайне жесткой репрессивной мерой, хотя и формально носящей административный характер.

Руководствуясь указаниями центральных органов партии и правительства, региональные власти проводили активную борьбу с «неблагонадежными» лицами в автономии. Лишение права голоса влекло за собой снятие с работы, запрет на занятие должностей в любых государственных органах. Разорение наиболее экономически активной и зажиточной части горского населения приводило к её ожесточению, к переходу к активным формам сопротивления советской власти.

В особо тяжелое положение попадали семьи, главы которых подвергались уголовным преследованиям (аресту, ссылке, расстрелу). В условиях ограниченных возможностей применения женского труда, отсутствия промышленных предприятий и большого количества учреждений, члены таких семейств оказывались лишенными элементарных средств к существованию. Положение лишенцев усугублялось слабой про-фессиональной подготовкой членов аулсовета и, соответственно, местных избиркомов, которые часто вносили в дискриминационные списки лиц, не подпадавших под данные ограничения. Во многом это обуславливалось противоречивостью и частыми изменениями поступающих из центра выборных инструкций. Кроме того, специфика горского скотоводческого хозяйства мало учитывалась в правовых нормах, что приводило к включению в списки лишенцев трудовых горцев.

Политика лишения прав одной группы населения в наказание за его социальное положение, сословную принадлежность и профессиональную деятельность породила в горском обществе несвойственную ему атмосферу страха, ненависти и подозрительности, заложила основу для эпохи массового доносительства в период репрессий 1937-1938 гг. Тем самым был нанесен боль-шой урон традиционной социальной и ментально-психологической культуре карачаевского этноса. Последствия принятых в 1920—30-х гг. мер по социальной дискриминации сказываются в карачаевском обществе до сих пор.

Примечания:

1. Ленин В.И. Удержат ли большевики государственную власть? // Полное со-брание сочинений. М.: Изд-во полит, лит., 1981. Т. 34. С. 289-339.
2. [Электронный ресурс].   URL:   http://www.consultant.ru   (дата   обращения 10.03.2015).
3. Государственный архив Карачаево-Черкесской Республики (далее — ГА КЧР). Ф. Р-346. Оп. 1. Д. 7. Л. 12.
4. ГА КЧР. Ф. Р-246. Оп 1. Д. 6. Л. 34.
5. ГА КЧР. Ф. Р-246. Оп 1. Д. 6. Л. 34.
6. ГА КЧР. Ф. Р-307. Оп, 1. Д. 77. Л. 16.
7. ГА КЧР. Ф. Р-307. Оп, 1. Д. 77. Л. 18.
8. ГА КЧР. Ф. Р-307. Оп, 1. Д. 77. Л. 17.
9. ГА КЧР. Ф. Р-307. Оп. 1. Д. 77. Л. 19.
10. Архив Карачаевского научно-исследовательского института (далее АКНИИ). Ф. 15. Оп. 1. Кае. 11.
11. Джаубаева А. Но в этом мире все возвращается по кругу… // День республики. Черкесск, 2011. 8 окт.
12. АКНИИ. Ф. 15. Оп. 1. Кае. 14.
13. [Электронный ресурс]. URL: http://istmat.info (дата обращения 10.03.2015).
14. ГА КЧР. Ф. Р-307. Оп. 1. Д. 50. Л. 67.
15. ГА КЧР. Ф. Р-307. Оп. 2. Д. 412. Л. 8-9.
16. ГА КЧР. Ф. Р-307. Оп. 2. Д. 412. Л. 10.
17. ГА КЧР. Ф. Р-307. Оп. 1. Д. 50. Л. 55.

References:

1. Lenin V.I. Can the Bolsheviks retain state power? // Complete collection of works. — M.: Publishing house of political literature, 1981. V. 34. P. 289-339.
2. http://www.consultant.ru (the date of address: 03/10/2015).
3. The State Archives of Karachay-Cherkess Republic (hereinafter — GA KChR). F. R-346. Op. 1. D. 7. L. 12.
4. GA KChR. F. R-246. Op. 1. D. 6. L. 34.
5. GA KChR. F. R-246. Op. 1. D. 6. L. 34.
6. GA KChR. F.R-307. Op. 1. D. 77. L. 16.
7. GA KChR. F.R-307. Op. 1. D. 77. L. 18.
8. GA KChR. F.R-307. Op. 1. D. 77. L. 17.
9. GA KChR. F.R-307. Op. 1. D. 77. L. 19.
10. The Archives of Karachay Research Institute (hereinafter AKNII). F. 15. Op. 1. Kas. 11.
11. Dzhaubaeva A. But in this world everything is back in a circle … // The Republic Day. Cherkessk, 8 October 2011.
12. AKNII. F. 15. Op.l. Kas. 14.
13. http://istmat.info (the date of address: 03/10/2015)
14. GA KChR. F. R-307. Op. 1. D. 50. L. 67.
15. GA KChR. F. R-307. Op. 2. D. 412. L. 8-9.
16. GA KChR. F. R-307. Op. 2. D. 412. L. 10.
17. GA KChR. F.R-307. Op. 1. D. 50. L. 55.

© ilmu.su